У меня было к отцу Александру несколько вопросов. Но летом семьдесят восьмого я так и не решился поговорить с ним.

В последующие годы обстоятельства не позволили мне часто бывать в Новой Деревне. За шесть лет я приезжал туда раза два-три, не больше. Запомнилась одна проповедь, тема которой была - кровь, ее мистический смысл. Говоря о том, что люди иногда падают в обморок при виде крови, отец Александр подчеркивал: "Это не нервы, не малодушие, это реакция души на мистичность крови, одна из форм проявления страха Божия". В память врезались его слова о том, что кровь греет и питает человека, что стоит человеку потерять большую часть крови, и он умирает. Кто тогда мог знать, что то же самое произойдет с ним самим?.. Проповедь эту я не нашел ни в одном из вышедших сборников. Жаль, если она нигде не зафиксирована. Это было лучшее из того, что я когда-либо слышал с амвона.

Книга "Истоки религии" показала мне возможность Богопознания через современную науку. После прочтения этой книги я начал много размышлять о сопоставимости данных современной астрофизики со Священной Историей. Результаты своих размышлений я решил оформить в виде двух небольших рукописных заметок. Мой духовный наставник, отец В., не подверг их, к моему удивлению, уничтожающей критике, а, наоборот, благословил продолжать начатые религиозно - научные размышления "во славу Божию".

Вскоре я обнаружил глубоко поразившее меня совпадение основных пропорций человеческого лица и распятия. Так родилась рукопись "Что я вижу в лице человека". И её тоже прочел мой духовник, сделав лишь незначительные поправки, Я был смущён. Меня не покидала мысль о необъективности отца В. Мне казалось, что он не хочет критиковать меня, чтобы не охладить моих религиозно - научных "дерзаний", что мои "открытия" уже известны, и я не знаю об этом только по своему невежеству.

У меня появилось непреодолимое желание обсудить свои заметки с отцом Александром. Отец В., который был хорошо знаком с ним, одобрил моё намерение, но предупредил о крайней занятости батюшки на приходе.

Неожиданно обстоятельства сложились так благоприятно, что нашей семье удалось снять дачу в часе ходьбы от Новой Деревни, С переездом на дачу начались мои регулярные посещения Сретенской церкви. Это было лето 1984 года, я никогда его не забуду.

В начале июня дочери Любе исполнилось семь лет. День её рождения пришёлся на субботу, и я повёл её к первой исповеди. Служил и исповедовал отец Александр. И в это лето и в последующие Люба неоднократно исповедовалась у отца Александра, о его наставлениях и советах рассказывала нам. Запомнился один такой совет. В школе на уроках физкультуры у Любы из под маечки выпадал крестик. Время было доперестроечное. Следовали замечания преподавателя, вопросы и даже издёвки одноклассников. Люба поделилась с отцом Александром. Он сказал; "Моя мама всегда вышивала нам с братом на маечках, в которых мы занимались физкультурой, крестики красной ниточкой. Попроси свою маму - она сделает тебе так же".

В конце июня на исповеди я признался отцу Александру в дерзком намерении показать ему свои заметки. К великому моему удивлению, он тут же согласился, ровным счётом ничего обо мне не зная. Мне стало стыдно, и при следующей беседе я довольно подробно рассказал ему о себе. Оказалось, что он очень высоко ценит моего духовного наставника как специалиста по догматическому богословию. Я был поражён внимательностью и обаянием отца Александра. До сих пор не могу понять, как ему удавалось быть "для всех... всем" (1 Коринф.9.22).

Накануне праздника иконы Божией Матери Казанской я принёс рукописи. Отец Александр попросил меня подождать его после службы. Помню, что он очень спешил. За ним приехал молодой человек на красных "Жигулях".

- А, на колёсах, очень хорошо! - сказал ему бодрым голосом отец Александр.

По пути к машине он подошёл ко мне, на ходу вынул из моих рук папку с рукописями, и она мгновенно исчезла в "чреве" его огромного портфеля. Благословив меня, он быстро сел в "Жигули" и уехал.

В ближайшее воскресенье после обедни со страхом подходил я к кресту, хотя (зная, как занят отец Александр) ни на минуту не сомневался, что он не притронулся к моим рукописям. Ведь прошло всего три-четыре дня. Каково же было моё удивление, когда я услышал его слова: "Прочитал. Что-то в этом есть. Задержитесь, после треб поговорим".

Молебен, панихида, отпевание. Отец Александр служил один. И несмотря на это, даже не пообедав, сразу после службы подошёл ко мне.

Мы ходили вокруг храма. Он быстро и очень чётко отвечал на мои вопросы. Узнав, что я инженер, он несколько иронично и как-то разочарованно протянул: "А-а, вы технарь..." Меня мучил вопрос, продолжать ли мне заниматься религиозной тематикой в ущерб моей основной работе. Отец Александр сказал: "Занимайтесь, занимайтесь, пока светлая голова" - и, благословив меня, добавил: "Это не страшно, что вы не сможете работать с максимальной отдачей, ведь ваша работа не связана с жизнью людей".

Отец Александр заметил, что богословие, как и любая наука, имеет много разных направлений и что его область - это общее и историческое богословие. "Область ваших интересов, - сказал мне отец Александр, - можно отнести к символическому богословию, но оно практически не разработано". Он вдруг повернулся в сторону деревьев, растущих справа от церкви, и как-то поэтично своим прекрасным голосом произнес: "Я уверен, что в каждый листочек Творец вложил какой-то Свой особый знак, Свою печать".

Солнце, зелень, белая ряса и неземная красота отца Александра до сих пор стоят у меня перед глазами! А сказанная им фраза дала мне первый импульс для осмысления мистического смысла спиральной структуры, характерной для большинства биологических молекул.

Отец Александр сделал мне несколько замечаний по форме изложения. Например, посоветовал не писать слишком категорично, а чаще пользоваться вопросительной формой типа: "А не говорит ли это о том-то и о том-то?" Так, по его мнению, работа будет лучше восприниматься читателями. В дальнейшем я часто пользовался этими рекомендациями.

Всего несколько раз я исповедовался у отца Александра. Но эти исповеди оставили глубокий след в моей душе. Кажется, я не забыл ничего из того, что он говорил мне.

Услышав, что я часто раздражаюсь по пустякам, он сказал: "Вы знаете, что такое великодушие? Так вот в отличие от малодушного человека великодушный - это человек с большой душой. А в мире духовном законы противоположны законам физического мира. Если в телесном, вещественном, мире наиболее мелкие частицы и предметы проходят мимо всяких неоднородностей, то в мире духовном наоборот: маленькая душонка задевает за все мелкие шероховатости, а большая душа не замечает мелких препятствий, проходит, не задевая их. Так что старайтесь быть великодушнее, и тогда начнете как бы подниматься. Попробуйте быть на два метра выше мелких неприятностей."

Исповедовалась у отца Александра и моя жена. Как-то он сказал ей относительно воспитания нашей дочери такие слова: "Воспитывают не столько наставления и даже не личный пример, сколько атмосфера. Понимаете? Атмосфера семьи".

К сожалению, лето восемьдесят четвёртого года было единственным, когда мы жили вблизи Новой Деревни. Я уже не мог часто бывать там. Но продолжал писать. И главным стимулом для работы была возможность обсудить её с отцом Александром. Каждая статья была счастливым поводом для разговора с ним.

Весной 1985 года я привёз ему свои размышления о мистическом смысле спиральной структуры. Помню, это было время, когда над ним "сгустились тучи", когда уже появилась грязная статья в "Труде". "Обложили со всех сторон, - сказал мне отец Александр. - Настоятель даже на буднях здесь. А вот оттуда (и он кивнул в сторону дома напротив ворот в церковной ограде), вот оттуда всё время следят". Понимая, в какой обстановке приходилось служить отцу Александру, я не переставал удивляться его мужеству и долготерпению. Не помню, когда я приехал в следующий раз, наверное, месяца через два. Увидев меня, отец Александр сразу же вспомнил о моей последней заметке, положительно о ней отозвался, любезно согласился обсудить некоторые детали. Он порекомендовал мне тогда прочесть его любимого Тейяра де Шардена. Уезжал я не просто ободренный - окрылённый. Такое чувство появлялось у меня только после встреч с отцом Александром.

Я продолжал свои записи. Летом того же года я привёз в Новую Деревню ещё одну рукопись: некоторые замеченные мной структурные особенности новозаветных событий. Но теперь внутри церковной ограды поговорить не удалось. Жизнь отца Александра, как он выразился, проходила "под куполом ЦиКа".

Был яркий солнечный день, собралась довольно большая группа жаждущих поговорить с батюшкой. Отец Александр вышел за ограду и направился в сторону кладбища, сказав; "Ну пойдём! Армия "Трясогузки"!". Он был в белой рясе, сияющей на ярком солнце неземным светом. Картина шествия была впечатляющей. Отец Александр привел нас на могилу своей матери, Елены Семеновны, и начал беседовать со всеми по очереди. Одна из ожидавших разговора с ним сказала: "Вот Елена Семёновна и после смерти собирает нас у себя" - и стала вспоминать, как раньше они собирались на даче, которую Елена Семёновна снимала для таких бесед.

Подошла моя очередь. Не долго, но достаточно детально обсудили мы структурные особенности библейских текстов. Помню, когда речь зашла о статье Иванова в ЖМП "Симметрия библейского стиха", отец Александр дал ей высокую оценку, сказав, что это, в сущности, единственная серьёзная публикация, появившаяся в журнале за последнее время.

В такой необычной обстановке прошла моя последняя новодеревенская встреча с отцом Александром. Наплыв людей в Сретенскую церковь сильно увеличился. Мне стало уже неудобно надоедать отцу Александру своими вопросами и просьбами о консультации. К счастью, в это время начались его лекции в московских клубах. Посещая их, я всегда получал ни с чем не сравнимый духовный заряд, какую - то непередаваемую радость. Вскоре отец Александр появился и на экране телевизора. Я сфотографировал изображение и радовался, что снимок получился. Но сколько трагизма было в его лице!

Последнее благословение отца Александра я получил в клубе фабрики "Дукат", где он читал лекции о Символе Веры. Я пришёл на вступительную лекцию. Было воскресенье, день моего рождения. И вдруг - неожиданный подарок. Я стоял в очереди за плащом, когда в фойе появился отец Александр. Я подошёл под благословение. Он сказал: "Рад вас видеть!" Мы поцеловались - в первый и последний раз! Хотелось очень многое сказать, о чем-то очень важном поделиться. Всё это мгновенно пронеслось в голове. Несколько секунд мы молчали, но мне показалось, что отец Александр всё понял, что он прочёл все мои мысли. Я как бы ощутил его бессловесный ответ. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.

В мае 1991 года, в день Святой Троицы я был рукоположен в сан диакона, начал служить в одном из вновь открытых московских храмов. Через год удалось издать небольшим тиражом маленький сборник моих религиозно-научных размышлений, - тех, которыми я мучил отца Александра.

Диакон Михаил Залесский

Москва, 1992-1993

на главную