Интервью о. Димитрия Смирнова

Это интервью с настоятелем храма святителя Митрофана Воронежского, проректором Свято-Тихоновского богословского института о. Димитрием Смирновым, посвященно десятилетию гибели прот. Александра Меня. Взято корреспондентом Еленой Дивиной.

 

Корр.: О. Димитрий, вы были лично знакомы с отцом Александром, что вы можете рассказать особенного об этом знакомстве и о самом отце Александре?

О.Д.: Да, мы были знакомы, хорошо знали друг друга в течении десяти лет, несмотря на то, что между нами было не более десятка личных встреч. Я был семинаристом, когда мы познакомились. Отец Александр, как старший, опытный духовно вызывал, нельзя сказать что благоговение, но большое уважение, был для меня авторитетом. Хотя, так получилось, что я сам у него не исповедовался. Потом, служа в Москве, я не мог часто посещать Семхоз [70 км. от Москвы – Ред.]. Малое количество встреч не могло уменьшить их значение для меня, их содержательность. Например, опыт совместного проведения проповедей по TV. Что можно сказать об Отце Александре? Прежде всего, он был очень умный, образованный, красивый человек, скромный и мужественный. 

 

Корр.: Что бы вы могли сказать по поводу интервью Святейшего Патриарха, взятого в 1992 г.: «Не все суждения полностью разделялись православными богословами, но ни одно из них не противоречило сути Священного Писания», где как раз и подчеркивается, что «надлежит быть разномыслиям между вами, чтобы выявились искуснейшие». Многие попросту упрекают о. Александра в том, что он «извращал» Православие в своем богословском творчестве.

О.Д: Сам о. Александр не воспринял бы, а скорей всего посмеялся бы, если его назвали богословом. Я бы сказал, что он осуществлял перевод священных текстов и православного богословия на язык технической интеллигенции, выступал как популяризатор. Скорей можно говорить о недостатке вкуса у православных «гуманитариев». Главное свойство веры есть благоговение, трепет. Хотя, конечно, шероховатости в писаниях о. Александра вызывают в православной среде побочный и нежелательный эффект. При всем при этом обвинить о. Александра в ереси и назвать лжеучителем конечно нельзя. Сам себя, к примеру, он называл кабинетным ученым. Восторженные люди из лагеря сторонников о. Александра, по-моему, додумывают, или видят больше, чем есть, занимаются всяческой нервной пропагандой его наследия. В то же время, помню, существовали претензии к о. Александру в смысле душепопечения, не всем он подходил как духовник. Вы знаете, как получается? Всякая неординарная личность в духовенстве вызывает шум, разногласия, споры, вопросы, порой обвинения. Безделье вопросов не вызывает. Я, конечно знаком с его трудами. Например, «Сын Человеческий», «Дионис. Логос. Судьба» и т. д. Особенно мне нравилась «Истоки религии». На мой взгляд, с богословской экклезиологической точки зрения, некоторые выражения в его трудах не вполне правильные, но не настолько, чтобы фиксироваться на них. По-моему, для публикаций духовного содержания в наше время очень не хватает института духовной цензуры, что был учрежден при Святейшем Синоде в Царское время, где, кстати, и труды о. Александра могли получить соответствующие поправки, подчистки неточностей и т. п. Существует сейчас несколько точек зрения, несколько лагерей – противники, сторонники, фанатики, как в приятии, так и в отрицании. Одобрительный официоз, взгляд на книги о. Александра, как на феномен прошлого, совершенно ненужный сегодня – а покойный всегда молчит. О. Александр Мень был очень осторожен в суждениях. Одновременно был всегда весьма независим. В те ещё годы сотрудничал с западной прессой, издательствами. А время было такое, когда каждый священник был за себя. О. Александру удалось избежать многих, как правило, далеко идущих компромиссов с властью и со своей совестью. Но и в прямой оппозиции он также не был. Нашел какой-то свой путь и бесстрашно шел по нему.

 

Корр.: О. Димитрий, что вы можете сказать по поводу, что существует устойчивый взгляд на о. Александра как на «постового сионизма», «проводника в иудаизм» в лоне РПЦ, более того, о его попытках создать Еврейскую автономную (автокефальную) церковь, что подрывало бы сами основы РПЦ.

О.Д: Подрыв основ? Таких подозрений в Церкви нет, кроме, может быть, у совсем болящих. Это интервью с сионистской журналисткой в еврейском самиздате! Но поймите – о. Александр Мень не был организатором, такой харизмы у него вообще не было! Его призвание – учитель, просветитель, проповедник, и не более.

 

Корр.: Что вам известно о желании о. Александра получить официальную ученую степень. В 1983 году о. Александр Мень представил Ученому Совету МДА « Опыт изложения основ ветхозаветной исагогики», как диссертацию на соискание доктора богословия, но консервативно настроенные профессора МДА, и в первую очередь, профессор А. И. Осипов, выступили против. Позже Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий предложил о. Александру защитить докторскую диссертацию в более либеральной по духу Ленинградской духовной академии. В 1988 году семитомный труд «Словарь по библиологии» был представлен на соискание степени доктора богословия. Отказ ученого совета ЛДА был аргументирован довольно своеобразно – ученый совет заявил, что в истории академии ещё не было прецедента, чтобы степень доктора богословия присуждалась за словарь. Вот так. Многие зарубежные богословы недоумевали, как, будучи автором многих трудов, о. Александр остается непризнанным в России.

О.Д: Насколько мне известно, о. Александр не получил основательного систематического богословского образования – заочный сектор ленинградской семинарии, экстернат Академии. Но вина в этом не о. Александра, время было такое, вина времени. О. Александр, безусловно, от Бога имел яркий писательский, пастырский дар, при том настолько большой и неординарный, что не мог оставаться в безвестности. Мне было известно о его желании быть магистром богословия. О том, что его труды были приняты на комиссию, выставлялись на соискание, я не знал. Обобщая, я сказал бы, что о. Александр делал все то, что умел, делал неплохо. Безусловно, положительного больше, чем недостатков – таково мое заключение. Мне приходит на память сравнение с эффектом отбитой штукатурки. Предположим, стоит здание, исторической или художественной ценности, но в одном месте отбита штукатурка. Подавляющее большинство людей обратит внимание именно на это, раздастся критика, что распространится на целое.

 

Корр.: Что известно вам о почитании о. Александром Менем Божьей Матери?

О.Д: Ничего особенного в его почитании Божьей Матери я не замечал, может быть, из-за редкости общения. Вполне как у нормального православного.

Вообще, я хотел заметить, что Церковь продолжает жить своей жизнью, интенсивной и трудной, и из десяти тысяч священников, что в Ней служат, погибает и погибло за эти годы очень много – вспомните Оптинских иноков, священников, погибших в Чечне и этому списку несть конца. Но точка зрения верующего человека – это новомученики, молитвенники за нас у Престола Божия, их жизнь не прервалась, как не прервалась связь с ними, хотя они в Вечности. Существует такое мнение, что Господь взял о. Александра именно вовремя согласно с Божественным Промыслом. Но шумиха вокруг имени о. Александра раздражает, как ранние и незрелые выводы о его канонизации. Гибель о. Александра на праздник Усекновения Главы Иоанна Предтечи – явное Знамение.

 

Корр.: Мало того, я была на закладке нового храма на месте убийства о. Александра Меня, так как часовня, построенная в 1997 г. стала мала для прихожан и паломников. Глава Сергиево-Посадского района В.Д. Гончаров в своей речи на закладке храма сказал, что убийство о. Александра произошло почти на пересечении тропы преподобного Сергия Радонежского, которой он ходил в Москву – явно мистический знак.

О.Д: Я размышлял над этим, как все промыслительно, что в момент покушения оказалось некому помочь, ведь с такими рублеными ранами выживают…

 

Корр.: Ещё и не с такими!

О.Д.: Да, и что матушка его не узнала и не вышла к калитке, а когда вышла было уже поздно…

 

Корр.: О. Александр умер от огромной кровопотери. Многие говорят, что он заранее знал, предчувствовал свою гибель…

О.Д. Вы знаете, мне как художнику просто невозможно себе представить, как можно вонзить топор в такую красивую и умную голову, как можно убивать священников, вся жизнь которых заключает в себе миссию Любви, безобиднее и безоружнее их нет. Например, мне невозможно представить, как стреляли и кололи штыками Царских дочерей. Ведь весь их облик, выражение их лиц выдает чистоту, невинность, красоту, одухотворенность, ум – все самое лучшее, что может быть у человека. Кто бы ни были заказчики и исполнители этих убийств, они отдали себя в полное распоряжение адских инфернальных сущностей, это очевидно. Построение храма в Семхозе на месте гибели – это прекрасно, это увековечение памяти. И всё же, насколько я знал о. Александра, весь этот ажиотаж вокруг его имени, знай бы он о нем, очень претил бы ему. Его скромности это как-то не соответствует.

 

Корр.: Кстати, я все время задаюсь вопросом – то, что никто не помог о. Александру в критический момент, даже родные его не узнали – не говорит ли это о том, что вокруг него был некий вакуум, нелады с близким окружением, о том, что он был очень одинок?

О.Д: Ничего удивительного – человек неординарный, человек интуитивного образа мышления всегда идет путем одиночества. С матушкой его я не знаком, видел издали не больше двух раз, поэтому ничего сказать не могу, помоги ей, Господи.